Карпин — РБК: «Зарплаты футболистов в России завышены минимум на 50%»

Валерий Карпин — главный тренер сборной России с 2021 года. В июне он также возглавил московское «Динамо». Карпин является одним из самых известных российских футболистов и тренеров. Как игрок, он выигрывал чемпионаты и кубки страны, провел более 400 матчей в испанской Ла Лиге и 72 матча за национальную сборную. Но этим опыт Карпина не исчерпывается: он вел строительный бизнес в Испании, исполнял обязанности президента спортивного клуба в Виго, работал главным редактором футбольных трансляций на телевидении, занимал пост гендиректора столичного «Спартака», где также был главным тренером.

Содержание:

• Почему российских футболистов почти нет в Европе?
• Стоит ли вкладывать в российский футбол?
• Кого в российском футболе можно назвать хорошим управленцем?
• Как может измениться футбол без госкомпаний?
• О роли тренера в трансферах
• Сложно ли привезти легионера в Россию?
• О футболе как бизнесе
• Об участии в «Что? Где? Когда?»

Почему российские футболисты перестали добиваться успехов в Европе

— Можно ли на сегодняшний день быть успешным тренером, не разбираясь в бизнесе?

— Да, конечно. Примеров много.

— Вы не смотрите на футболиста с точки зрения бизнеса?

— Думаю, что это не так работает. Если клуб ориентирован на бизнес, то тренеру говорят: «Ок, мы не берем игроков за €20 млн или за €100 млн, потому что мы не можем себе этого позволить. У нас задача такая: купить игрока подешевле, чтобы затем его развить и подготовить к последующей продаже».

Хорошо, такая задача ставится тренеру. Даже не задача, а такой посыл тренеру идет. И тренер, соответственно, тогда уже под эту задачу смотрит игрока, который, возможно, может вырасти в цене. Но это все зависит от изначальной стратегии клуба. Что хочет клуб: продавать игроков либо бороться за чемпионство, за какие-то высокие места?

— У вас была команда, в которой вы боролись за чемпионство, — «Спартак», и была команда, которая была рассчитана больше на бизнес-историю — «Ростов». Можно ли в России миксовать подход, как делают те же португальские суперклубы?

— Кто-то может. Есть клубы, которые могут себе позволить траты. Если мы говорим про португальский футбол, это «Порту», «Бенфика», «Спортинг». Они могут и добиваться титулов, и в то же время продавать игроков. На внутреннем рынке добиваться титулов и на внешнем рынке продавать. В России в данный момент, наверное, это сложно.

— Потому что рынок у нас такой или мы не пытаемся так работать?

— Нет, конкретно сейчас рынок такой. Последние три года футболистам, играющим в РПЛ, сложно поднять свою стоимость на европейском рынке, потому что мы не участвуем в европейских соревнованиях. Поэтому данных, чтобы приобрести игрока из РПЛ, мало. Да, у нас случились в последнее время два знаковых трансфера: Арсен Захарян и Матвей Сафонов. За последние три года, по-моему, два значимых трансфера.

— У вас есть европейский опыт, вы поддерживаете общение с коллегами в Европе. Насколько им интересен российский рынок?

— Нельзя сказать, что они прямо на 100% следят за российским рынком. Допустим, у нас были определенные рынки, за которыми российские клубы следили больше, из которых игроки у нас лучше адаптировались, — Сербия, Черногория, Хорватия плюс Скандинавия. Но это было все до (начала военных действий. — «РБК Спорт»).

То есть люди, привыкшие к нашему климату, плюс-минус чемпионаты в чем-то похожи. Мы обращали больше внимания, наверное, на этот рынок. Аргентинский, бразильский, африканский рынки для нас были раньше не так близки. Опять же, это нормально, даже в силу климата. Если привозить африканца сразу из Африки в Россию — сложновато. У нас африканцы приживались дольше тех, у которых была какая-то история, допустим, в Скандинавии.

— За последние десять лет выстрелил только трансфер Александра Головина. Возможно, именно из-за этого большой скепсис в отношении наших футболистов — нет хорошей истории?

— И из-за этого тоже, 100%. Да, в 90-е годы уехал один, затем уехал второй. И в принципе себя там неплохо проявили, поэтому обратили внимание на рынок. То есть русские могли адаптироваться к европейскому футболу, соответственно, интерес возрастал. И уезжало все больше, больше и больше.

— А после вас почему интерес к россиянам угас?

— Очень много факторов. Просто-напросто стали больше платить в России. И смысла уезжать за границу для футболиста не было. Какой смысл был уезжать, если тебе предлагали такую же зарплату, а то и меньше? Тебе надо было ехать в другую страну, изучать другой язык. Это все трудности, а тебе платят такие же деньги здесь.

В наше время, в 90-е годы, в Европе платили больше, чем в России. Поэтому, сталкиваясь с трудностями, которые возникают у любого человека, переезжающего в другую страну, мы к ним адаптировались, потому что нам платили больше, чем в России.

— То есть сейчас футболист для перехода в хороший европейский клуб должен отказаться от денег и быть энтузиастом?

— Да.

Есть ли смысл вкладываться в российский футбол

— А вы представляли себя в качестве владельца или инвестора футбольного клуба? Хотели бы им быть?

— Да, представлял. Но думаю, что нет [не хотел бы им быть]. Я не вижу в этом смысла.

— Почему?

— С точки зрения бизнеса лично я не вижу здесь выхлопа. Это должен быть энтузиаст, которому просто нравится футбол. Я знаю, что у нас так и происходит. То есть Сергей Николаевич Галицкий (президент и владелец ФК «Краснодар». — «РБК Спорт»), допустим, — он не думает о том, что для него это какой-то бизнес. Он понимает, что он теряет деньги, но ему это нравится. Он без этого, наверное, жить не может. Вот есть это хобби, на которое он тратит деньги. У кого-то хобби — коллекционировать часы, у кого-то — коллекционировать машины. А у кого-то хобби — коллекционировать что-то еще…

— А для вас футбол не хобби?

— Для меня футбол — это не хобби, а профессия. Хобби у меня может быть игра в падел, например. Заниматься каким-то спортом — это хобби. Что касается других хобби, например коллекционирования, — нет, это не для меня.

Сильнейшие управленцы российского футбола

— Вы работали с разными владельцами: Арташесом Арутюнянцем, Леонидом Федуном, Джеваном Челоянцем. Кто на вас как управленец произвел сильное впечатление?

— Если с точки зрения управленцев-президентов, то у меня приятные впечатления остались от Арташеса Владимировича и Александра Валерьевича Дюкова.

— Почему?

— Из-за понимания того, что нужно команде. Ситуации разные: в первом случае — клуб, а во втором — сборная, и возможности, соответственно, разные. Плюс Арташес Владимирович представляет «Ростов» — клуб, скажем так, с ограниченными ресурсами. Но оба они — лучшие, на мой взгляд, в плане понимания потребностей команды.

— Например?

— Тренер говорит: команда — это 25 футболистов плюс, условно, 25 человек обслуживающего персонала. И этим 50 людям, чтобы они хорошо функционировали, нужны определенные вещи. И мои просьбы воспринимались как приоритет под номером один. Могло не хватать денег, или что-то другое могло не делаться, но для команды все делалось в первую очередь.

— В предыдущих ваших местах работы этого недоставало? Мне казалось, что в «Спартаке» гораздо больше возможностей было.

— Нет, дело не в возможностях, а в приоритетах. Самое главное — правильно расставить приоритеты. А также чтобы в команде ни в чем не было недостатка. И приоритеты расставлялись правильно.

— Спустя столько времени вы стали лучше понимать Федуна?

— Я — нет.

— Для вас до сих пор он загадка?

— Да.

Как может измениться футбол без госкомпаний

— Почему, на ваш взгляд, клубы до сих пор зависят от госкомпаний и бюджета?

— Вопрос поставлен неверно. Клубы не зависят. Если убрать сейчас у каждого клуба или у тех, у кого она есть, господдержку (что подразумевается под господдержкой — это отдельный вопрос), клубы будут существовать, просто на другие средства. Возьмем, к примеру, европейский клуб, у которого бюджет €100 млн, из которых €80 млн — господдержка. Останется €20 млн. И, соответственно, на эти €20 млн клубу придется жить.

Что произойдет? Разве клубы во всем мире не живут на €20 млн? В Финляндии клубы живут на €20 млн и даже на меньшие деньги. Я об этом и говорю. Что тогда случится? Просто у футболистов и тренеров не будет таких зарплат. Клуб не сможет приобретать иностранцев за те деньги, за которые приобретает сейчас, когда у него бюджет €100 млн. Но клубы никуда не денутся. Они останутся, только с меньшими бюджетами.

— А уменьшение финансирования футбола от госкомпаний улучшит наш футбол? Рынок станет более живым?

— Рынок станет реальным. Он просто будет реальным, вот и все. Ни у кого не будет завышенных зарплат.

— Ведь это затронет и вас. Вы за или против?

— Я за. Поэтому и сказал, что зарплаты тренеров и игроков станут меньше, если будет реальный рынок. Не будет вздутия цен. Это не футболом придумано. Например, то, что произошло в 2008 году.

— Вы про рынок недвижимости в США?

— Да. Откуда произошел кризис 2008 года? Был раздут рынок, и в один момент этот мыльный пузырь лопнул. То же самое может произойти, если завтра скажут: «Больше не будет вливаний». Соответственно, все зарплаты будут соответствовать текущей ситуации на рынке. Не знаю, каким будет этот рынок.

— Насколько завышены в среднем зарплаты футболистов в России?

— На 50% минимум.

— Какие клубы в России, на ваш взгляд, рационально распоряжаются своими деньгами?

— Не знаю. Мне кажется, «Ростов» — рациональный клуб. Тратит на то, что может себе позволить, а на что не может — не тратит. Соответственно, у клуба такая позиция, и есть понимание, что мы можем позволить себе игрока максимум за суммы, которые покажутся смешными другим клубам из первой пятерки-шестерки. И есть понимание, что игроков нужно продавать, потому что нужны деньги. Это бизнес-процесс, основанный на реалиях.

О роли тренера в трансферах

— Были ли случаи в вашей карьере, когда вам спонсор или акционер навязывал того или иного игрока?

— От спонсора, наверное, нет.

— От акционера?

— Вы же спросили меня: «Кого вы можете назвать правильным, адекватным акционером, президентом?» Так вот, в этом и заключается адекватность. Важно то, что нужно команде, а не то, что нравится акционеру или президенту. А то, что нужно команде, скорее всего, понимает или должен понимать человек, который находится внутри этой команды.

— А кто это?

— Это тренер. Он понимает, что хочет от игрока. Естественно, клуб тоже участвует: он определяет, что может сделать для команды. Это нормально. Но важно, чтобы в команду приходил игрок, который нужен тренеру, а не тот, кто просто понравился кому-то из руководства и оказался тренеру не нужен.

— Какой схемы ведения работы вы придерживаетесь — когда спортивный директор независимо от вас выбирает игроков или с вами?

— Окончательное решение принимается совместно. Я сейчас утрирую, но допустим, я говорю: «Мне нужен вратарь вот такого плана». И клуб предлагает мне трех вратарей. Я выбираю одного. Если клуб устраивает мой выбор и меня все устраивает — отлично.

Может быть и наоборот. Я говорю: «Мне нравится вот этот вратарь», а клуб он не устраивает. Или устраивает. Здесь решение должно быть обоюдным. Только так это работает.

— А кто из тех футболистов, в которых вы сомневались, но все же взяли в команду, в итоге раскрылся и превзошел ваши ожидания?

— Если говорить о последнем времени, после начала специальной военной операции, все работает немного иначе. Может, он и не совсем подходит мне или даже клубу, но хотя бы готов приехать в Россию. Это уже большой плюс. А во-вторых, он готов ехать не просто в Россию, а именно в Ростов. Что в десять раз сложнее из-за логистики и близости границы. Поэтому, хотя и есть сомнения, берешь того, кто хотя бы готов приехать. Возможно, сомнения и остаются, но выбора особого нет.

«Привезти иностранца стало в тысячу раз сложнее»

— У того же «Ростова» после начала боевых действий насколько упали шансы заключить контракт с легионером? Процент отказов увеличился?

— В процентном отношении не знаю. Стало сложнее? Да, в тысячу раз сложнее. На сколько в процентах, не знаю.

— А вы отказывались за свою карьеру от громких приобретений, понимая, что они вам не подойдут?

— Что значит «громкие»?

— Допустим, игрок на слуху, вроде он крутой, но вы понимаете, что он не заиграет в этой команде, а вам готовы его везти.

— С моими требованиями? Да. Я понимал, что игрок, безусловно, хороший, но я не видел, как его встроить в нашу схему. Он просто не смог бы играть в тот футбол, который мы планируем. Точнее, в тот футбол, который хочу я.

— Например?

— Зачем? Смысл говорить эти имена? Я понимал, что этот игрок, да, он хороший, но в схему, в которую играем мы, я не знаю, куда его встроить. Он не сможет играть в тот футбол, в который мы хотим. Я хочу. Не мы, а я хочу.

Допустим, мы играем 5−3−2, а у нас есть десятый номер, плеймейкер, но для него нет места в схеме. У нас пять защитников, три опорных, два нападающих — плеймейкера нет. И те требования, которые мы предъявляем к трем опорным либо двум нападающим, этот игрок выполнить не сможет. Не потому что он плохой, а потому что он хороший игрок для команды, играющей в другой футбол, который ему подходит. А если ему не подходит наша игра, ну хорошо, значит, не берем.

— Ваш самый бессмысленный трансфер?

— Безусловно, были бессмысленные трансферы, которые не оправдали надежд. Рассчитывали на иной результат, но игрок не адаптировался, не вписался в команду, или что-то еще помешало. Думали, получится так, а вышло иначе. Да, конечно, такие случаи были.

— Есть какой-то конкретный пример?

— Патрик Эберт. Планировали одно, а вышло иначе. Такое бывает. Но опять же, когда тратишь миллионы евро на игрока, риск ошибиться, наверное, меньше. Осознаешь ответственность. А когда это бесплатный или дешевый трансфер, возможность ошибки выше. И ничего страшного не происходит. Но если это трансфер за €20 млн, ошибаться нельзя.

Патрик Эберт перешел в «Спартак» в 2014 году за сумму почти в $1,6 млн, но из-за игровых проблем уже через год покинул команду на правах свободного агента.

— Существует ли какой-то предел, сколько может потратить российский клуб, чтобы пригласить игрока?

— Смотря у какой команды.

— Что вы можете, например, сказать о бразильце Луисе Энрике из «Зенита», купленном более чем за €35 млн?

— Ну, если у меня есть эти деньги… Допустим, какая-то машина стоит €100 млн? Стоит она таких денег и будет везти лучше? Для меня — нет. Но если я могу себе это позволить, то хорошо.

— Но если вы едете по разбитым дорогам.

— Вот именно, об этом и разговор. Можете себе позволить — раз, плюс дороги хорошие, плюс это и другое — хорошо, покупаем. Может себе позволить другой клуб такие траты? Нет! Он не может себе позволить в принципе, потому что таких денег нет.

— Возможно, оптимальная сумма для покупки игрока в нашем чемпионате — до €15 млн? До этой суммы были куплены Манфред Угальде, Эзекьель Барко, Вилмар Барриос и другие. Можно ли считать €15 млн неким порогом?

— Не факт. Смотря кто. Приезжают же за €30 млн.

— Да, но мы понимаем, что ценник даже на Луиса Энрика завышен.

— Возможно, это потому, что у нас, как вы говорите, «военные действия». Возможно, да.

— Тот же, например, Бителло — это €15−18 млн. Но он плюс-минус свои деньги отрабатывает.

— Это вы так воспринимаете или «Динамо»? А «Зенит» считает, что Луис Энрике отрабатывает.

— А ваше мнение? Вы и тренер сборной, и главный тренер команды.

— И что? Я не главный тренер «Зенита». Для Сергея Богдановича этот трансфер, допустим, отрабатывается. И все, это его видение. А вы считаете, что не отрабатывает — ну и что? Считайте, что хотите. А Сергей Богданович или руководство «Зенита» считают, что отрабатывает. Они могут себе позволить. Вы чужие деньги хотите считать?

— Да, это моя работа.

— Ну, считайте. Ко мне какие вопросы? Я их не считаю. Можете себе позволить часы за €100 млн — покупайте. Нужны они мне? Мне точно не нужны. Вам нужны? Это уже ваша прихоть.

О подходах к футболу как бизнесу и желании потренировать в Испании

— Как отличается подход к выбору игроков в Испании и в России?

— Это не зависит от страны. Будто там все выстроено, там все замечательно, потому что страна такая-то. Дело не в стране, дело в людях. Забудьте об этом. Все зависит от руководства, от менеджмента. Есть хорошие, правильные, умные, профессиональные люди в России, и есть непрофессиональные и неправильные люди и в Испании. В любой стране все зависит от человека. То есть и в Испании, и в Англии, в Италии, в Германии — во всех странах есть люди, не умеющие, неправильно управляющие клубами.

— Во втором английском дивизионе команды закрываются.

— Во втором дивизионе команды закрываются. Команды с миллионными и с миллиардными бюджетами ничего не добиваются. Такое происходит в любой стране.

— В каком чемпионате вам было бы интересно в будущем работать?

— Чтобы я без этого не мог жить — такого нет. В принципе, я хотел бы, или, скорее, не был бы против поработать в Испании.

— Именно команда?

— Естественно.

— На одном из деловых мероприятий бизнес-клуба РФС 1912 вы сказали, что на сегодняшний день деньги являются главным мотиватором футболиста в России?

— В большей степени. Но я добавил, что мне, например, как тренеру, в управлении персоналом нужна и другая мотивация. В этом смысле мне не нужны футболисты, которые не хотят быть лучшими в своем деле, не хотят быть эгоистами. Потому что если игрок — эгоист, то ему же по барабану на всё остальное. Он просто хочет быть лучшим. Можно назвать это сверхмотивацией.

— Есть еще такая практика в российском футболе — премии за ничьи. Как к такой тенденции относитесь?

— На усмотрение клуба. Если он считает, что должен давать премию за ничью, то ладно.

— На ваш взгляд, это хорошо или плохо?

— Это не хорошо и не плохо. Это вот так.

— Вы, как тренер, это поощряете в вашей команде?

— Не то что я поощряю или не поощряю. Если бы я был президентом клуба, я бы не давал.

— Вас приглашали после «Спартака» на роль управленца, а не как тренера?

— Нет.

— Если бы создали свой клуб, какая финансовая модель легла бы в основу?

— Зависит от возможностей клуба. Сколько у меня денег. Исходя из экономической составляющей выбираешь модель. Если я могу тратить сколько мне угодно, я выбираю одну модель. Если у меня ограниченное количество денег, я выбираю другую модель. Все зависит от денег. У меня есть $500 млн в год, и я вообще могу не смотреть ни на продажи, ни на молодых игроков, мне вообще ничего не надо, у меня деньги есть. Все, поэтому я не смотрю на продажи.

— Но при всем при этом вам эти $500 млн надо отбивать кое-как.

— Слово офигенное — «кое-как». Мне их не надо зарабатывать, правильно?

— Любой суперклуб обязан зарабатывать. Как минимум $200−250 млн. Потому что остальное у тебя будут медийные права, остальное у тебя будут спонсорские контракты и так далее. Общая логика именно в этом.

— Еще раз, экономическая составляющая ставит тебя в рамки: либо я выбираю одну модель, либо выбираю другую. Вот и все. В зависимости от того, какая это модель, я выстраиваю бизнес-процессы. Вы говорите, $500 млн, но я зарабатываю $250 млн. А еще $250 млн откуда берется?

— $250 млн — это телеправа, реклама и прочие доходы. Остальное на трансферах, давайте так.

— Вот именно. Но если мне надо еще заработать $250 млн на трансферах, соответственно, мне надо смотреть — каких брать игроков, чтобы заработать эти $250.

— Мы видим тенденцию: даже суперклубы перестали очень задорого покупать футболистов. Тот же «Реал»…

— В какой-то момент — да. А потом вернутся опять покупать.

— Вы думаете, это цикличная история?

— Конечно, 100%.

— От чего она зависит?

— От экономической составляющей.

— Но «Реал»-то в состоянии купить.

— Это вы так думаете, но «Реал» сейчас не в состоянии покупать. Если они воздерживаются от трансферов, то это обусловлено их финансовым состоянием, а не отсутствием желания покупать дорогих игроков. Когда они будут в состоянии, они снова начнут покупать.

В Испании сейчас особые обстоятельства: лига следит за финансами клубов и регулирует их деятельность, как это видно на примере «Барселоны». Поэтому рассуждать о трансферах, говоря об Испании… сейчас это вообще не о том. О ситуации в других лигах мне неизвестно.

О медийной активности и участии в «Что? Где? Когда?»

— В российском футболе становится больше спонсоров и денег. Насколько сильно ощущается давление из-за рекламы и продвижения определенных идей?

— Для меня это не было в новинку. Так что если меняется рынок — окей, адаптируемся.

— От внимания, от участия в ТВ-шоу какое-то удовольствие получаете?

— Нет. Удовольствия от этого не получаю, но это часть моей работы. Лично мне и так достаточно внимания. Кому-то, возможно, его и нужно побольше.

— А на программе «Что? Где? Когда?», например?

— Удовольствия от того, что пойду на «Что? Где? Когда?», потому что это будет показано на «Первом канале», — нет.

— А было такое, что задают вопрос, а вы догадались до правильного ответа?

— Один из миллиона.

— Связанный со спортом?

— Да нет. Не помню какой, но что-то в том направлении я хотя бы думал.

— Может ли на сегодняшний день главный тренер быть лицом клуба в коммерческом смысле, как Гвардиола и Моуриньо, например, в каждом из своих клубов?

— Да. А почему нет?

— Благодаря совместной работе с РФС ваш личный бренд, Валерий Карпин, сейчас очень силен. Особенно в медиа. Теперь рядом появился новый бренд «Динамо». Вы становитесь лицом клуба.

— Все эти темы не принципиальны для меня.

— Что вы думаете о работе с букмекерскими компаниями? Есть спортсмены, которые этически не хотят их рекламировать.

— Что касается букмекеров — не вижу негатива, поскольку сейчас они много инвестируют в развитие спорта в стране. Что касается каких-то других вещей… Не знаю, но думаю, что футбольному человеку рекламировать те же сигареты — это неправильно. Я курю? Да. Но рекламировать это неправильно.