Ирвинг: «Старался дружить с журналистами, а мне говорили, чтобы я заткнулся, потому что я антисемит»
Защитник «Далласа» пожаловался на прессу.
«Мой отец был финансовым аналитиком – специализировался на облигациях в Reuters. Он разбирался в фондовом рынке. Моя мачеха Шалия работала в продажах и маркетинге на радио. Так что у меня было двое родителей со стабильной работой.
При этом я жил среди богатых детей – учеников частной школы. Семьи этих ребят владели деньгами, настоящими деньгами. Разговоры были другими. Забота – другой. Мне пришлось смириться и принять, что я не принадлежу к их культурному кругу. Говорят, что так ты «узнаешь реальный мир», но частные школы от него далеки.
Зато они показывают расовые барьеры, которые существуют. Конечно, я сталкивался с расизмом. Конечно, мне приходилось иметь дело с предвзятостью. С людьми, которые меня не принимали. Вокруг меня были еврейские дети, мусульмане, христиане, афроамериканцы, нигерийцы, немцы, европейцы.
Уэст-Ориндж – тут есть все. Поэтому, когда меня обвиняют: «Кайри ненавидит ту или иную группу» – это ранит. Это неправда. Но соцсети позволяют говорить что угодно – и иногда ложь обретает силу».
Многим СМИ или их сотрудникам нельзя доверять. Я убедился в этом. Пытался дружить с журналистами, думал, что мы на одной волне, но это не работает. Некоторые улыбаются тебе в лицо, а на следующий день пишут про тебя гадости.
Я ни с кем не воюю, но у меня есть убеждения. И я не позволю поливать меня грязью, ожидая, что я не отвечу. Было больно слышать, как мои же коллеги – те, кем я восхищался – так говорят обо мне, не зная, через что я прохожу. Они советовали мне завершить карьеру. Говорили «заткнись». Называли антисемитом. Утверждали, что я ненавижу людей. Пытались разрушить всю мою карьеру из-за осуждения и непонимания. Но деньги не управляют моим сердцем. И я живу не ради их одобрения», – сказал Ирвинг.
«Мой отец был финансовым аналитиком – специализировался на облигациях в Reuters. Он разбирался в фондовом рынке. Моя мачеха Шалия работала в продажах и маркетинге на радио. Так что у меня было двое родителей со стабильной работой.
При этом я жил среди богатых детей – учеников частной школы. Семьи этих ребят владели деньгами, настоящими деньгами. Разговоры были другими. Забота – другой. Мне пришлось смириться и принять, что я не принадлежу к их культурному кругу. Говорят, что так ты «узнаешь реальный мир», но частные школы от него далеки.
Зато они показывают расовые барьеры, которые существуют. Конечно, я сталкивался с расизмом. Конечно, мне приходилось иметь дело с предвзятостью. С людьми, которые меня не принимали. Вокруг меня были еврейские дети, мусульмане, христиане, афроамериканцы, нигерийцы, немцы, европейцы.
Уэст-Ориндж – тут есть все. Поэтому, когда меня обвиняют: «Кайри ненавидит ту или иную группу» – это ранит. Это неправда. Но соцсети позволяют говорить что угодно – и иногда ложь обретает силу».
Многим СМИ или их сотрудникам нельзя доверять. Я убедился в этом. Пытался дружить с журналистами, думал, что мы на одной волне, но это не работает. Некоторые улыбаются тебе в лицо, а на следующий день пишут про тебя гадости.
Я ни с кем не воюю, но у меня есть убеждения. И я не позволю поливать меня грязью, ожидая, что я не отвечу. Было больно слышать, как мои же коллеги – те, кем я восхищался – так говорят обо мне, не зная, через что я прохожу. Они советовали мне завершить карьеру. Говорили «заткнись». Называли антисемитом. Утверждали, что я ненавижу людей. Пытались разрушить всю мою карьеру из-за осуждения и непонимания. Но деньги не управляют моим сердцем. И я живу не ради их одобрения», – сказал Ирвинг.