"После химии я почти разучилась ходить". Пронзительная история триатлонистки

Спортсменка сборной России по триатлону Мария Шорец с января проходит лечение от рака крови. Средства на лечение, включая операцию по трансплантации костного мозга, она собирает в соцсетях.

27-летняя Мария Шорец — элитная по российским меркам триатлонистка. Она много раз становилась победительницей и призером чемпионатов страны, выступала на Олимпийских играх-2016 в Рио. Там Шорец, на тот момент самая молодая в сборной, заняла 25-е место — это второй результат в нашей команде.

Через несколько недель после возвращения из Бразилии Мария выиграла чемпионат мира по акватлону (сочетание плавание и бега), а потом стала девятой в финале престижной Мировой серии. До сих пор превзойти это достижение никому из россиянок не удалось.

Тогда казалось, что все лучшие результаты у Шорец впереди. И бывшая пловчиха станет в триатлоне если не мировой звездой, то способной в любой момент дать бой фаворитам «темной лошадкой» — уж точно. Но в прошлом сезоне Марию почти нигде не было видно. На своем последнем на данный момент старте — мировом Гранд финале в Роттердаме 16 сентября — Шорец финишировала 33-й. Как выяснилось, эти соревнования стали заключительными для нее не только в сезоне, но и — по всей видимости — в карьере вообще.

В январе спортсменке был поставлен диагноз — острый монобластный лейкоз. Единственный способ спастись — трансплантация костного мозга. Но денег, чтобы оплатить активацию донора, у Шорец на данный момент нет…

СЕСТРА НЕ ПОДОШЛА В КАЧЕСТВЕ ДОНОРА

— Сейчас я прохожу третий курс химиотерапии в НИИ Гематологии в Санкт-Петербурге, — рассказала Шорец в интервью «СЭ». — Самое тяжелое позади, сейчас уже пошел процесс восстановления. Но ближайшие две недели точно пробуду в больнице, потому что после химии показатели крови сильно падают. А с плохими анализами домой меня не выпустят.

— Как обстоят дела с поиском донора?

— В России ни одного подходящего для меня не нашли. Процесс международного поиска был запущен недели три назад. Для этого мы заплатили первый взнос в размере шести тысяч евро, которые удалось собрать в соцсетях. Но это не окончательная цифра, в итоге все будет зависеть от того, в каком регионе найдется донор. Если он будет из Европы, стоимость составит 18 тысяч евро, а если, например, из США — 35−40 тысяч. Ориентировочно, поиск займет три-четыре месяца. Во всяком случае, я себя настраиваю на эти сроки и на более ранний ответ не рассчитываю.

— Найти донора среди родственников не получилось?

— Из родственников у меня только младшая сестра и мама. Мы с сестрой внешне очень похожи, но к сожалению, она подошла меньше, чем на 50 процентов. С таким совпадением трансплантацию не делают.

НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ В ЛЕЧЕНИИ ВООБЩЕ НЕ ПОМНЮ

— Еще в сентябре вы вовсю соревновались. В какой момент узнали о болезни?

— 11 января я проходила плановое углубленное медицинское обследование. После анализа крови меня прямо на следующий день отправили на госпитализацию. В больнице взяли пункцию костного мозга и через два часа озвучили диагноз. В тот же день мне начали химиотерапию.

— В процессе тренировок и выступлений вы никак не чувствовали, что что-то не так?

— Чувствовала, конечно. Месяца два до диагноза я постоянно сдавала анализы и искала, в чем проблема. Чувствовала себя плохо, постоянно поднималась температура, мучил стоматит. Плюс, как ни тренировалась, результаты стояли на месте. Сначала думала на вирус Эпштейн-Барра или что-то подобное. Надеялась, что проблему удастся быстро решить. Но не в этом случае…

— Насколько тяжело вам дается процесс лечения?

— Самой тяжелой была первая химия. Я даже не смогла ее до конца выдержать, пришлось прерывать на два дня раньше. Была высокая температура, язвочки во рту, очень болезненные ощущения… Несколько дней из того периода я вообще не помню. Три недели лежала пластом, почти разучилась ходить. Когда забирали домой из больницы, еле по лестнице спустилась. Но второй и третий курсы уже прошли гораздо легче. Тошнит, конечно, но терпимо.

— Волосы выпадают?

— Волосы ушли примерно за неделю после начала лечения.

— Кто вас поддерживает сейчас?

— В больницу приходят только мама с сестрой. С мужем мы развелись в прошлом году, но общаемся. Команда, тренер поддерживают на расстоянии.

— Почему деньги на лечение приходится собирать в соцсетях? У вас не было страховки или каких-то иных механизмов защиты по линии сборной?

— Если честно, про страховку я не подумала. Конечно, узнаю, но сильно сомневаюсь, что она есть. Какой-то организованной поддержки от Центра спортивной подготовки или от федерации у меня нет.

Если вы хотите помочь Марии Шорец — информация здесь.