Новости

«Война до сих пор мне снится». Выжить после шести рукопашных с немцами и вернуться в самбо

0 230
«Война до сих пор мне снится». Выжить после шести рукопашных с немцами и вернуться в самбо

Интервью «Матч ТВ» с участником операции «Багратион» Юрием Транквиллицким.

Военное время требовало от людей особого мужества, сокрушительной силы и невероятного желания жить. Все эти приметы времени соединились в Юрии Николаевиче Транквиллицком. 

Сейчас ему 93 года, а на момент начала войны было 15. До того как пойти воевать, он работал слесарем-сборщиком на заводе,  который делал авиационные бомбы. На фронте оказался после офицерских курсов в 18 лет — во фронтовой разведке, сразу командиром взвода. Был тяжело ранен в ходе операции «Багратион» по освобождению Белоруссии, но чудом выжил и вернулся домой — Победу встретил на Красной площади 9 мая 1945 года.

В эти праздничные дни график ветеранов расписан почти поминутно — множество встреч в школах, университетах, участие в памятных мероприятиях. Но Юрий Николаевич нашел время пригласить корреспондента «Матч ТВ» к себе домой и рассказать о войне, жизни, смерти и самбо.

Фото: © Из личного архива Юрия Транквиллицкого

Самбо прошло красной нитью сквозь всю жизнь Транквиллицкого — он начал заниматься им еще в школе, не раз спасался приемами самбо в рукопашной с фашистами и даже после тяжелого ранения, с инвалидностью второй группы, вернулся на ковер.

После войны Юрий Николаевич поступил во ВГИК на кинооператора. Работал на «Мосфильме», а потом увлекся фотожурналистикой и в качестве корреспондента журнала «Советский Союз» объехал полсвета. В каждой третьей стране из тех,  где он побывал,  с успехом прошли его фотовыставки.

Квартира Юрия Николаевича похожа на музей народов мира: здесь ритуальные африканские маски, боевой щит из кожи бегемота, челюсти трех акул, коллекция бабочек, копия каменного календаря майя и еще сотня интереснейших вещиц.

Транквиллицкий одним из первых в СССР занялся фотосьемкой в толще воды. Он показал нам свою самодельную маску — фронтовой котелок с обрезанным по форме лица дном, спаянный с плотным стеклом.

Наш герой смотрит прямо, спину держит ровно, говорит так, что оторваться невозможно. Недаром он много лет преподавал в родном ВГИКе основы композиции будущим операторам и режиссерам.

Фото: © Юрий Транквиллицкий

«Я не стреляю — и фашист не стреляет. Как в сказке»

— У вас есть любимые фильмы о войне?

— Нет. Я фильмы о войне не воспринимаю. Хотя многие из них делали мои друзья — Петр Тодоровский, Юрий Озеров, Григорий Чухрай. Они и сами воевали. Но в личных беседах я их всех, к сожалению, критиковал. В этих фильмах есть взрывы, танки, испачканные гримом лица актеров-солдат, изорванная грязная одежда. Но в их глазах нет ужаса войны.

Что такое война? Это худшее, что человечество придумало. Война — это когда мы убиваем и нас убивают. И я тоже убивал. Если бы не убивал, не разговаривал бы сейчас с вами. А какой-то немец радовался бы, что убил еще одного советского офицера.

Война — вне человеческого разума. И гордиться войнами — как-то не знаю… Я не горжусь. На моем счету более 30 убитых  фашистов. Но это не главное.

— А что же главное?

— На меня один фашист прыгнул с крыши деревенского дома, ногами в спину. Тяжеленный немец! Я тогда весил 50 с небольшим килограммов, а в нем были все 90. Прыгнул он всем своим весом, да еще и неожиданно. Я упал лицом в грязь. Он сел ко мне на спину и начал душить.

Если бы я до войны не занимался самбо, начав еще мальчишкой 12-летним, — так бы и остались мои косточки на белорусской земле. Но уже теряя сознание,  на каком-то автоматизме мне удалось заломить ему руку, и тут же я сломал ее в локте. Это все отработано в самбо — элементарно просто, как пять спичек разломить. В запале борьбы я сломал ему и вторую руку.

Еще был такой случай. Мы с моим взводом преодолели болото, вышли к деревне, которую должны были освободить. Вылезая из воды, я краем глаза почувствовал какое-то шевеление поблизости. Глянул — фашист рядом, метрах в 50-ти. Целится в меня — сейчас будет стрелять. Я разворачиваю свой автомат, нажимаю — автомат отказал. Видать, попала ряска — я не уберег оружие в болоте. Долго держал над водой, но несколько раз приходилось нырять, и в автомат попал сор, поэтому затвор заклинило.

Я не стреляю — и фашист не стреляет. Ну, как в сказке. У меня автомат засорился, а у него, может, патроны кончились. Такое часто бывало. Расход патронов очень большой — нажал несколько раз, надо менять всю кассету. Для этого нужна минута спокойная — остановиться, вынуть использованную кассету, достать из мешка на спине новую, заправить ее.

Фашист отчаянный — бежит на меня.

С ходу бьет ногой в пах. Видно, что тренированный боец. Я ловлю ногу и делаю ему прямо через кожаный сапог болевой прием на ахиллесово сухожилие. Делать этот прием на ковре сопернику — твоему другу — можно только медленно, до начала болевых ощущений, пока соперник не начинает сдаваться — он тогда подает сигнал постукиванием по полу или говорит «есть».

В боевой обстановке из-за резкого и сильного захвата сухожилия рвутся. Боль адская. Немец взвыл, и тогда уже было легко его отправить на тот свет.

У меня было шесть рукопашных боев за войну. Шесть немцев. И у всех шести я выиграл схватку. Это моя самая главная победа. Она стала возможной благодаря моему тренеру — создателю самбо Анатолию Аркадьевичу Харлампиеву.

Анатолий Аркадьевич Харлампиев / Фото: © РОСС

— Как и когда вы оказались в самбо?

— В 1938 году. Мне было 11 лет, когда на перемене в школе подошел здоровенный мальчишка из 8 или 9 класса и просто свалил меня на пол при всех. Почему — не знаю. Было страшно обидно. Я же на голову меньше и на килограммов 15-20 легче его, ничего сделать не мог.

Мимо проходил десятиклассник. Он щелкнул моего обидчика по лбу и сказал: «Чего маленьких обижаешь? Ты ко мне подойди — я тебе покажу, что такое приставать к сильным».

А меня отвел в сторону и спросил: «Хочешь его наказать?» Посоветовал найти на Ленинградском проспекте спортивный клуб «Крылья Советов» и запомнить имя Харлампиева. И упросить его, чтобы принял меня в секцию самбо.

Я долго думал — стоит идти или нет, и только лет в 12 начал заниматься. Через три месяца уже почувствовал в руках силу. Подошел к тому восьмикласснику на большой перемене, сказал: «Защищайся», и уложил его себе под ноги. Вот моя первая победа. Тогда я убедился, что самбо — необязательно вес и огромные мышцы, а больше то, что твои мышцы умеют делать. Самбо — это владение приемами, которые дают возможность победить более сильного соперника.

Моя смертельная победа над теми шестью фашистами в рукопашной — исключительно заслуга самбо.

«Взвешивали телогрейки — у кого больше осколков попало в вату»

 — Вы продолжили заниматься самбо и после войны?

— У меня было тяжелое ранение — попал под осколки разорвавшегося в пяти метрах снаряда. А я был в ватной телогрейке. Знаете, что это такое? Непривычное для молодых слово. Это стеганая куртка из толстой ваты.

Отправляясь в бой, мы всегда надевали телогрейку, даже в жару. Потому что в этой вате застревали осколки. А после проведенной операции вручную прикидывали, взвешивали — у кого стала тяжелее всех телогрейка. Вынуть эти осколки из ваты было почти невозможно. Надо тщательно копаться пинцетом или просто разрывать ткань — никто этим в боевых условиях не занимался.

Но телогрейка спасала не от всего. Осколки, накрывшие меня, были разные. Один из них попал в район сердца. А я в нагрудном кармане носил кошелек.

Юрий Николаевич поднимается со стула, подходит к шкафу и достает то, что делает наш разговор осязаемым — изорванный старенький кожаный кошелек.

— Этот кошелек спас мне жизнь. Осколок пробил его, пробил грудную мышцу и воткнулся в ребро. Без этой замысловатой траектории осколок пролетел бы прямо в сердце.

Фото: © Анастасия Панина

— Вот такой дорогой моему сердцу сувенир.

Другими осколками перебило правую руку, половину бицепса вырвало, со всеми нервами и кровеносными сосудами.

В медсанбате было два полуспящих хирурга — не знаю, сколько часов без сна они уже оперировали. Один говорит — давай по локоть ампутируем. Второй отвечает — нет, ранение выше, надо ампутировать по плечо.

Затем кто-то из них ушел спать, а другой взял выбитый кусок мяса, приложил его к ране и пришил. Рука была черная и неподвижная целый год. Я ее даже поднять не мог. Постоянно массировал без особой надежды.

Маме пришла похоронка на меня. А я потом писал ей письмо,  что жив, левой рукой.

Уже в 1946 году я вышел на первенство Москвы по самбо. Как боролся? Просто забрасывал эту недвижимую черную руку на противника. Боролся буквально одной левой. Выиграл 9 схваток из 10. То есть я стал призером первенства Москвы по самбо, будучи одноруким.

Прошло много лет, прежде чем сила вернулась в правую руку. Но почерк испортился безвозвратно.

— Вы совсем молодым оказались в разведке, да еще и в роли командира…

— Фронтовые разведчики живут и умирают на передней линии фронта. А кто-то всю войну проходит, ни разу не побывав на переднем крае, — все время в тылу.

Когда я пришел на войну, получил взвод и занял окопы, смотрю — сапожник, повар, конюх — все в наградах. После удачного боя привозят, как говорят по-фронтовому, мешок орденов. Кому их раздать? Тем, кто живой. Одни погибли — их прикопали, а то и не прикопали. Раненые ушли, уползли в тыл в госпиталь, а кто остался? Те, кто на передней линии не был. Их и награждают. Есть в этом какая-то несправедливость. Хотя на войне вообще не надо справедливость искать. Ведь немцев, фашистов, никто не приглашал на нашу землю. Сами пришли, не спросив. Я их до сих пор, если честно, полюбить не могу. Я против них воевал — против подлых солдат гитлеровской Германии. И подлее существ не знаю. И поверить в то, что их дети сразу перестроили мозги, трудно.

На передовой между нашими и немецкими окопами было 200 метров. По ночам мы слушали немецкие песни, они что-то на губной гармошке курлыкали. Но была негласная договоренность,  что ночами обстрелы не ведутся ни с одной из сторон.

Фото: © Личный архив Юрия Николаевича Транквиллицкого

«После первой разведки боем от моего взвода осталось шестеро живых»

— Разведчики на войне выполняли множество задач. Какая из них была для вас самая тяжелая? 

— Вы знаете, что такое разведка боем? Это, выражаясь прямо, жертвование малым подразделением для выявления огневых точек противника и будущей большой операции.

Мой взвод дважды гоняли в разведку боем. Для этого нужно вылезти из своего укрытия и бежать к немецким окопам. Бросать гранаты, стрелять, шуметь — как будто инсценировать начавшуюся атаку. А наша артиллерия в это время должна засечь, где находятся огневые точки противника.

Жестокая штука. После первой разведки боем от моего взвода в 25 человек в живых осталась шестеро.

Война досталась мне очень больно, не считая ранений даже. Какие только ужасы я не видел. Вы представляете себе гору из 100 трупов? Как сейчас помню.

Местность там была заболоченная, а тела никто не хоронил, они лежали и гнили. Один труп периодически поднимался на болоте, раздувался, что-то лопалось — видно, выходил гнилостный газ, и он снова тонул. Через какое-то время опять всплывал и поднимался. И все это у нас перед глазами. Постоянно.

Война до сих пор мне снится. Многие фронтовики об этом говорят, я не исключение. Она цепко держит нас в своих руках, не отпуская.

Я считаю, что человечество пока еще находится в диком состоянии. Все, включая вождей. Потому что сейчас вот-вот опять начнется война. Они никак не могут сесть за один стол и как-то договориться утихомирить страсти. Решение проблемы при помощи самых смертоносных видов оружия может привести к потерям мирового масштаба. Это абсолютно страшная и глупая ситуация.

Глупее войны ничего не знаю. Я на своем опыте убедился, что это предел, за которым разум разлагается. Нет разума у тех, кто затевает войны.

Юрий Николаевич обмолвился об одном интересном эпизоде своей биографии, о котором раньше не распространялся. Однажды ему позвонил маршал Жуков.

— Сначала женский голос. Думаю, кто-то разыгрывает. Говорю: бросьте, ну что вы чепухой занимаетесь. Отвечают: ну как же, вот я сейчас на него переведу звонок.

И правда Жуков. Сказал: «Я вас жду завтра у себя на даче в такое-то время. Машина приедет за вами».

Пока я в назначенное время не увидел машину, не мог поверить. Водитель вышел, очень вежливо открыл передо мной дверцу.

О чем мы разговаривали — пожалуй, я и спустя 75 лет после окончания войны не готов сказать. Потому что тема разговора была несколько… непривычная. Неожиданное дополнение к биографии Жукова.

Фото: © Анастасия Панина

На шкафу висит гимнастерка с наградами. Юрий Николаевич не очень любит надевать их и носит редко. Говорит, что они тяжелые, к тому же колются изнутри, поэтому под гимнастерку с орденами приходится поддевать что-то дополнительное, плотное.

Выходит, что медали не только завоевать тяжело, но и носить потом непросто.

— Вспомнил такой случай. Генерал-майор Бойко приехал к нам на передний край. Мы как раз только окопались перед последней дорогой из Витебска на Минск, на запад. Впереди было много немцев и техники. Он сказал: «Приказываю перерезать эту дорогу, здесь произойдет окружение витебской группировки фашистов. Тогда считай, что звезда Героя у тебя на груди».

Мы перерезали и закрепились. Там было полно хлама — разбитые грузовики, бронетранспортеры и другое. Завалили этим хламом дорогу. Охрану перестреляли.

В этом месте меня и ранило. Сейчас там стоит памятная плита с надписью «Здесь произошло окружение фашистов Витебской группировки и соединение 3-го Белорусского фронта, — это мой фронт, — с 1-м Прибалтийским».

Я задание выполнил, а генерал про «звездочку» забыл. Правда, я спокоен ко всем этим вещам. Дадут — спасибо, не дадут — сам ходить и напоминать не стану.

Уже когда война кончилась, мои друзья узнали домашний телефон этого генерала. Можно было позвонить и напомнить ему, к тому же он в Москве жил, — я не стал.

А самая для меня приятная и высокая награда — атласная лента с надписью «Легенде самбо». Ее получили всего 3 самбиста в истории, я и два заслуженных мастера спорта. Я же не мастер спорта. У меня со всеми этими ступенями получилось плохо. Потому что вместо того, чтобы заниматься спортивными выступлениями и выполнением разрядов, я занимался войной.

Мой первый и главный тренер Харлампиев — обладатель высочайшей педагогической культуры. Он нам не только показывал приемы, но еще и рассказывал многое о жизни и спорте. После его лекции о курении я ни одной затяжки не сделал.

Самбо я считаю лучшим видом спорта. Кстати, Владимир Путин — мастер спорта по самбо. Недавно его спросили, какие у него любимые приемы, — и он назвал мои любимые приемы. Передняя подножка и зацепы, подсечки — работа ногами. Этому меня научил, помимо Харлампиева, мой близкий друг, уже ушедший из жизни — Женечка, Чумаков Евгений Михайлович. Он многократный чемпион страны, тренировал меня после войны.

— Вы помните, как провели 9 мая 1945 года?

— Я был на Красной площади. Невозможно описать словами то ликование и всеобщее счастье,  которое накрыло людей. Война закончилась! Народу было так много,  что у всех трещали  ребра. Но никто не уходил,  давки тоже не было.

Никогда до и никогда после я подобного счастья не испытывал.

Фото: © Анастасия Панина

Юрий Николаевич издал четыре книги: фотографическая летопись «Мой пестрый век», «Симфония светотени, формы и колорита» — учебник для студентов ВГИКа по основам композиции, «Взгляд на Великую Отечественную войну из окопного ада» — в пояснениях не нуждается и «Фотомиг» — самая свежая фотографическая книга с отличным качеством печати и бумаги.

Как раз в этой книге есть черно-белый кадр, где Транквиллицкий снят у своего первого окопа в Белоруссии. Окоп сильно зарос, но перекопать эту землю до сих пор невозможно, потому что она наполовину состоит из осколков мин и снарядов. И в этом есть очень точная метафора войны.

Листаем дальше фотокнигу Юрия Николаевича. В ней почти вся вторая половина ХХ века в лицах — Юрий Гагарин, Любовь Орлова,  юный Олег Ефремов и Михаил Барышников.  В ней  запечатлены простые люди со всего мира, которых корреспондент  встретил в своих экспедициях. Есть и ценные личные фото — маленькая дочь, обожаемая супруга с собакой на байдарке плывет по реке — любимый вид отдыха семьи Транквиллицких.

Фото: © Личный архив Юрия Николаевича Транквиллицкого

Все его фотографии полны жизни. И видеть жизнь так ярко, возможно, мог только человек, своими глазами видевший смерть.

Как показывает история, чьи уроки мы никак не хотим учить, человек способен на все. Иногда он способен придумать идеологию, которая определяет, кому жить и умирать. Иногда способен ворваться на чужую землю летним ранним утром и начать убивать, разрушать и калечить все, до чего дотягиваются жадные руки. А иногда способен пройти войну и выжить, получить образование, завести семью и вообще построить себе такую жизнь, о которой современники могут мечтать и сейчас.

Человек способен на все. И лучшее, что мы можем делать в благодарность живым и в память ушедшим, — стремиться к миру и ценить свой каждый миг.

Загрузка...

Комментарии

Комментарии для сайта Cackle
Загрузка...

Еще новости:

Читайте на Sportsweek.org:

Другие виды спорта

Sponsored